— Не надо клятв. Я знаю, что ты любишь его. — К глазам Элинор подступили слезы.

— Я… нет! Я не могу…

— Не надо. Ты можешь, и ты имеешь на это право. Только не теперь. Он уедет с Уоллесом, и одному Богу известно, сколько еще эта глупая молодая голова будет держаться на его сильных плечах. Пусть то, что связывает вас, останется вашей тайной. Что было, то было. Но я гордый человек, и после того, как мы поклянемся в верности, ты обязана хранить ее, пока я жив. Ты поняла меня, Элинор?

Давясь слезами, она коснулась серебряной гривы его волос.

— Я никогда не позволю себе причинить вам боль.

— Знаю. И я тоже, дорогая. Но пока…

— Сэр, клянусь, я делаю это по доброй воле… я буду вашей женой, вашей графиней и хозяйкой в Клэрине.

— Я уверен в этом, Элинор. Ну а теперь помоги старику подняться на ноги. Я бы хотел направиться к себе, миледи.

Не успел он уйти, как в комнату влетела Брайди и снова застрекотала о том, как благороден и добр старый граф и как чудесно, что Элинор наконец в безопасности. За своей болтовней она даже не заметила, что хозяйка ее не слушает.

— Подумать только! — Брайди осенила себя крестом. — А я-то уже не сомневалась, что нашей могилой будет море!

Приготовив для Элинор ночную рубашку, она принялась причесывать ей волосы.

— Еще что-нибудь, миледи?

— Нет, Брайди, спасибо. Я очень устала.

— Тогда доброй ночи, миледи.

Брайди, выскользнув за дверь, неслышно прикрыла ее за собой. Элинор откинула одеяло и забралась в постель.

Она долго лежала с широко раскрытыми глазами. Вдруг ей показалось, что где-то рядом тихонько хлопнула дверь.

Сердце у нее екнуло. Подскочив на постели, Элинор бросила взгляд на дверь своей спальни, но та была плотно закрыта. Выходит, это Брайди…

Брайди…

Скорее всего она отправилась на свидание со своим любовником… этим пиратом.

Элинор со вздохом снова вытянулась на кровати.

Шли часы. Она долго лежала без сна.

Глава 11

Шотландцам отвели дом неподалеку от дворца. Туда и приехал Джон Баллиол повидаться с Уоллесом.

Уильям мужественно, ничего не утаивая, поведал низложенному королю о том, что произошло за это время в Шотландии.

— Все потеряно, — вздохнул Баллиол. Это был худощавый человек, с узким, еще нестарым лицом, на котором перенесенные им испытания оставили глубокий след.

— Ничего еще не потеряно! — рассердился Уоллес. Брендан стиснул зубы. Как только Уоллес не видит, что они сейчас ведут борьбу, которая заранее обречена на поражение, куда более тяжелое, чем битва при Фолкерке?! Он втиснулся между Уоллесом и Баллиолом.

— Сир, вы не учитываете силу духа ваших подданных…

— Зато я знаю жадность и продажность предводителей кланов и не сомневаюсь, что многие из робости или потому, что свыклись с этой мыслью, уже готовы преклонить колени перед Эдуардом, — буркнул Баллиол. — Я виделся и с Брюсом, и с Коммином — оба готовы перегрызть друг другу глотку, лишь бы завладеть троном! Я знаю тех, кто клялся в верности Шотландии, а через минуту уже сражался по другую сторону в надежде получить жирный кусок, который так охотно швыряет предателям Эдуард!

— Иисус, Мария и Иосиф! — возмутился Уоллес. — Великие битвы требуют великих жертв!

— Может быть., . — пробормотал Баллиол. — Сэр Уильям, у вас остались еще преданные люди, но они не в состоянии забыть горечь поражения при Фолкерке. А бароны не намерены идти за вами…

— Вы не правы. Я знаю многих знатных людей, кто готов отдать всю свою кровь до последней капли, чтобы прогнать англичан с нашей земли! Надо просто иметь мужество, Джон, и тогда…

Баллиол опустил голову.

— Я принял присягу на верность Эдуарду. И отрекся от трона. Теперь я не смогу смотреть своим соотечественникам в глаза…

Уоллес пристально посмотрел на Баллиола.

— Еще не поздно, сир! Вернитесь в Шотландию!

Баллиол молчал. Угрюмо разглядывая его, Брендан не мог не заметить, как изящно и богато он одет. Когда-то его, униженного, со свистом и улюлюканьем гнали по улицам. Судя по всему, здесь, во Франции, он ни в чем не нуждался и не думал возвращаться в Шотландию.

— Я не могу, — пробормотал он наконец. Схватив Уоллеса за плечи, Брендан не сводил с короля глаз. — Когда Шотландия станет свободной, я охотно вернусь. Да и что проку от короля, если ему отрубят голову?

Вместо них Баллиолу ответил Эрик, до сих пор молча сидевший в кресле у камина:

— А мученический венец, сир? Люди охотнее пойдут в бой, чтобы отомстить за короля-мученика!

Смерив его яростным взглядом, Баллиол круто повернулся и вышел, хлопнув дверью. Руки Уоллеса сжались в кулаки.

— Если я умру, идите служить Брюсу! — прорычал он.

— А я вчера слышал, что Брюс женился и поклялся в вечной верности Эдуарду.

— Этот мир не продлится долго.

— Брюс — изменник! — напомнил Брендан.

— Да, это так. Но по крайней мере не трус! — с гневом и презрением бросил Уоллес и вышел из комнаты.

Брендан уже собрался последовать за ним, но Эрик задержал его.

— Оставь его. Он прав.

— Кто прав? Баллиол? Или Уоллес? — с горечью спросил Брендан.

— Оба. Но Джон Баллиол — малодушный трус. А Брюс хоть и изменник, но, клянусь Богом, в мужестве ему не откажешь.

— Что-то сейчас умерло в этой комнате, — стиснув зубы, пробормотал Брендан.

Эрик покачал головой.

— Умер король Баллиол, но не мечта. Она по-прежнему жива, Брендан.

— Да, мечта, стремление к свободе, любовь к Шотландии! — Брендан сам удивился, с какой горечью это было сказано.

— Вспомни тех, кто отдал свою жизнь, веря в это. Брендан закрыл глаза. Свежий зимний воздух обжигал лицо. Пахло только что испеченным хлебом. Откуда-то доносился звонкий детский смех.

Нужно поскорее уезжать из этого города. В Париже он задыхался.

Перед его глазами вдруг снова ясно встало ее лицо.

Король Филипп устроил великолепный пир.

Как и говорила Элен, двор поразил Элинор своим великолепием. Зажаренный целиком дикий кабан, державший в зубах яблоко и украшенный бумажными фестонами, красовался в самом центре огромного стола. Фазаны в оперении выглядели так, словно в любую минуту собирались взлететь. Вина разносили в драгоценных кувшинах, выполненных в виде зверей и птиц.

Сидевших за столом гостей развлекали жонглеры. Из-под спускавшейся до самого пола скатерти то и дело раздавался яростный лай и рычание собак, когда кто-то из приглашенных кидал им кость. За главным столом, окруженные самыми знатными баронами королевства, сидели король с королевой, внизу устроились менее знатные рыцари, еще дальше — менестрели, поэты, придворные врачи, школяры и челядь. Изысканные блюда то и дело сменяли друг друга, играла музыка, визжали и хохотали шуты, кувыркались акробаты.

Элинор так и не поняла, что она ест. Она рассеянно ковыряла в тарелке, крошила хлеб, чувствуя себя неловко под взглядом Брендана, которому, как и остальным шотландцам, было отведено место за дальним столом. Стараясь стряхнуть с себя наваждение, она отпила глоток вина и ответила шуткой на чью-то обращенную к ней фразу.

Циркачи разбежались по углам, освободив место, и тогда король, взяв королеву за руку, вывел ее на середину зала, собираясь танцевать и взглядом приглашая остальных последовать его примеру. Сидевший рядом с Элинор Бреслу попросил у Алена разрешения пригласить ее на танец. Партнеры то и дело менялись местами. Вдруг Элинор застыла как вкопанная — перед ней стоял Брендан. Руки их встретились.

— Миледи, — мрачно пробормотал он.

И тут же двинулся дальше. Элинор не видела его до тех пор, пока причудливый танец не свел их снова.

— Все в порядке? — осведомился он.

— Все хорошо. А у вас, сэр?

— Собираюсь вернуться домой.

— Я тоже.

— А мне казалось, скоро ваша свадьба.

— Да.

Лицо его потемнело. Он был мрачен как туча и все же дьявольски красив: черные как вороново крыло волосы в ярком сиянии свечей отливали синевой, глаза были как море в шторм. Сегодня он был одет в тунику цветов клана Грэмов. С трудом отведя от Элинор глаза, Брендан с поклоном передал ее следующему партнеру. И почти сразу же его рукой завладела хорошенькая, кокетливая темноволосая девушка — скорее всего младшая дочь кого-то из сидевших за столом баронов. Брендан улыбнулся ей, и Элинор почувствовала болезненный укол ревности. И тут же возненавидела себя за это. Разве она имеет право ревновать? Брендан — свободный человек, он принадлежит другой стране, и какое ей дело до него? К тому же ему суждена недолгая жизнь, и с Божьей помощью она скоро забудет его навсегда.